ЦЫГАНКА                          

                                                                                          Памяти отца -Криворучко        

                                                                                          Наума Яковлевича посвящается

Вагон скрипел  всеми  деревянными частями.  Наум (Нюня, как его звали друзья и родные) сидел,  прислонившись  к окну, сквозь щели которого пробивался паровозный дым, и уныло  глядел  в проносящуюся мимо ночь.  Меланхолично пережевывая  холодную  котлету, непременный атрибут путешественников довоенного  времени,  он вспоминал события этого вечера.  Иногда на его  лице появлялась улыбка (сложная комбинация досады и восторга).

"Вот, бес",- бормотал он, вспоминая, как  провожали его друзья  в  отпуск,  в  Одессу.  Сколько  было  на вокзале веселья,  шуток, сколько тостов было произнесено, сколько  вина было выпито,  сколько  прозвучало пожеланий провести отпуск у Черного  моря!... И  вот  он,  наконец-то  едет. Только,  как выяснилось  через  несколько часов путешествия, следует он не в Одессу, а совсем в противоположную сторону - в Николаев.

"И надо  же было,- досадовал он,- попросить Гришку приобрести билет! Сэкономил, называется, время!..."

Гришка мог все.  Он мог все достать, убедить кого угодно,  в том,  в чем, в принципе, никого нельзя было убедить. В общем - парень  жох. Они дружили еще с тех пор, когда работали  грузчиками в одесском порту. Теперь он, Наум, стал "шкрабом" - преподавателем  английского языка,  а Гришка (Григорий Петрович) - мастером на пивоваренном заводе.

Наум простить себе не мог,  что дал такого маху - после всего,  что случилось,  попросить Гришку о помощи.  И вот результат: Гришка  заботливо усадил его в  поезд, идущий в противоположном  направлении. А завтра всей компанией  они (вот, сволочи!)  будут  встречать  его  на  обратном  пути на  вокзале,  притворно удивляясь, почему он уехал в Николаев, а  не в  Одессу, как  предполагалось. Наум даже ясно представил недоумение,  написанное  на  Гришкином лице: как же, мол, это я так?  Ай-яй-яй!  "Каждая  старуха имеет свою прореху",- будет повторять он, лукаво  улыбаясь, свою любимую поговорку. И все будут  ему, Науму, ехидно сочувствовать  и  просить  передать привет  маме, когда он, наконец,  доберется  до Одессы. Если, конечно, доберется.

Но до предполагаемой  пламенной встречи на обратном пути  он  получил от Гришки ещё один "подарок".  В  Николаеве в купе, ворвался дежурный по станции с озабоченным лицом.

- А где здесь пацан? - осведомился он.

- Какой пацан?

- Вот, читайте,- протянул он Науму телеграмму.

"Начальнику станции Николаев тчк Прошу отправить Одессу мальчика  Нюню  зпт ошибочно уехавшего Николаев тчк Начальник станции Голта тчк.

-Произошла ошибка, - сказал  Наум,-  никакого  мальчика здесь нет.

Отправка  Наума в Николаев была актом мести со  стороны Гришки  за розыгрыш с телефоном. Эти  события  происходили на том отрезке времени, когда считалось, что семья живет не "хуже других", если ее достоянием являются: патефон,  оранжевого шелка абажур с бахромой, калоши на каждого члена семьи и часы на  цепочке у ее главы.  А у Григория и Наума были еще и телефоны - большие полированного дуба фигурные ящики с  никелированной "заводной" рукояткой сбоку.  Эти восхитительные сооружения были в то время семейной гордостью и, естественно, располагались на самом видном месте,  являясь  украшением  квартиры. Обладатели этих сокровищ были людьми хоть и грамотными, но  не  очень образованными, довольно смутно представляющими, что  "течет"  по  проводам - ток,  звук или свет. (А ещё в то время, когда "жить стало лучше, жить стало  веселее", почти в каждой семье стоял наготове чемоданчик. С вещами. Наум, бывало, подходил к зеркалу  и, косясь  на  чемоданчик,  бормотал: "Типичный шпион,  морда прямо-таки  японская.  Ночью  придут, загребут!..." Но,  слава Богу,  так и не пришли).

А жизнь,  несмотря ни на что, продолжала идти своим чередом, со  своими горестями и,  конечно,  радостями. Наум был человеком  веселым,  общительным, гостеприимным как и его жена. И у них, как правило, в конце шестидневки собирались друзья - люди  тоже  молодые,  веселые,  охочие  до всяких шуток и розыгрышей.

В тот раз на вечеринке явно не  хватало  Гришки.  После полуночи  подвыпившие  гости  упросили  Наума пригласить его, Гришку,  который, по их расчетам, должен был уже вернуться со второй смены. Вероятнее всего, Гриша уже спал.

Так и оказалось. услышав недовольный сонный голос "Чего тебе?", Наум с тревогой в голосе выдохнул:  "Горят телефонные провода!"

- Что-что?

- Телефонные провода, говорю, горят! Вот что! Туши!

- А как?- всполошился Гришка.

-Обрывай провода!  Сунь телефон в ведро с водой! - поучал Наум под смех честной компании. Наутро монтер телефонной станции, побывавший у Гришки,  никак не мог понять, зачем надо было совать  телефон  в  воду, если провода уже были оборваны?...

- "Вот так-то, возмезднулось",- вздохнул Наум, повторяя любимое Гришкино словечко.

На следующий день вся компания встречала поезд из Николаева, которым прибыл "заблудившийся мальчик".  После радостной  (нет,  очень радостной!) встречи,  получив основательное подкрепление  в виде котлет,  жареной курицы и доброй бутылки вина,  после тщательных расследований,  в какой город направляется поезд, Наум отбыл в Одессу......

После  войны остатки компании собрались в Одессе по случаю  какого-то юбилея.  Весь вечер был наполнен воспоминаниями.  Вспомнили, конечно же, все розыгрыши, смешные случаи. Соответственно  было произнесено много  тостов  за  прошедшую молодость  и дружбу.  Помянули отсутствующих.  Расходились по домам, когда уже совсем стемнело., и только лампочки уличного освещения тускло мерцали сквозь шевелящуюся  листву каштанов. Компания,  разбившись на несколько групп,  медленно брела  по Пушкинской.  Наум с женой замыкали шествие,  так как замешкались, закрывая квартиру.

- Миленький,  давай погадаю,- возникла перед Наумом цыганка.

- Так  я сам могу тебе погадать.  Позолоти ручку,- протянул Наум цыганке ладонь.

- Я  все-все  тебе  расскажу,- не унималась цыганка,- и про жену, и про дом. Задаром погадаю, золотой мой.

- Не женат я, и дома у меня нет...

- У,  четырехглазый! - прошипела цыганка и  направилась прочь, покачивая бедрами.

- Эй,  красавица, поди сюда! - неожиданно позвал ее Наум.- Держи рубль.

Опешившая  цыганка обернулась и протянула руку, дожидаясь Наума.

- С чего это ты такой добрый стал?

- Потому,  что ты обозвала меня четырехглазым.  Детство вспомнил.  Вот тебе рубль, а там, впереди, видишь, между двумя женщинами идет Гришка, вот ты ему и погадай.

И Наум  вкратце рассказал биографию Григория, не преминув выдать  некоторые подробности его жизни и охарактеризовав его спутниц.

Подхватив многочисленные  юбки,  цыганка  перебежала на противоположную сторону улицы и помчалась вперед.

Когда Наум с  женой нагнали Григория и его спутниц, цыганка  уже приставала к находящимся вблизи прохожим,  предлагая погадать. Обратилась и к ним.

- Гриш, позолоти ручку, я тебе все  расскажу: и за прошлое и за то, что будет. И про Любу тебе расскажу,- обернулась она к его жене.- А будет у вас дорога в Ленинград...

Вся компания остановилась. Ситуация могла быть интересной. Гриша безмолвно вынул рубль и протянул ладонь.

- Вот  ты думаешь,  что я ничего не знаю, что обманываю тебя,  золотой мой.  А я тебе все как есть расскажу. В апреле ты  демобилизовался.  А то все в армии был.  Из тюрьмы прямо. Японский  шпион ты.  Прямо в штрафной батальон, -  разматывала она нить гадания, засовывая очередной рубль за пазуху.

- А с Любой,  миленький  мой, ты познакомился в Кенигсберге.  В госпитале познакомился.  Позолоти ручку, брильянтовый. Я  тебе все  расскажу-поведаю,-  прятала  она  очередной рубль за пазуху.

Долго  она еще морочила голову Гришке, перемежая ей известное  с догадками,  требуя вознаграждения почти после каждой фразы.  Собравшиеся  вокруг любопытные прохожие - а кто в Одессе не любопытен? - с  интересом  наблюдали  происходящее, высказывая  предположения  о  природе  этого феномена,  в том числе и о возможностях гипноза.

Наконец, выдохнувшись  и решив,  что больше из Григория ничего не вытряхнуть, цыганка обратилась к Науму:

- Слышь,  четырехглазый,  дай трешку,  а то открою твою страшную тайну! Давай, очкастый, не жалей!

- Ну  и ну!- опешил Наум,  но с тремя рублями расстался без пререканий.

Цыганка тут же начала гадать зевакам,  воспользовавшись такой  великолепной рекламой,  а компания  двинулась  дальше, горячо обсуждая случившееся.

Григорий молча шел рядом с Наумом,  погруженный  в  какие-то размышления.

- Нюня,  а ведь только ты знал о характере моего  ранения. Ну и фрукт же ты!- с оттенком восхищения сказал он.

И они, присоединившись к остальным, приняли  участие  в обсуждении необычайности происшедшего.